Несмотря на принесённую жертву, дождь не пришёл. Люди ждали, один засушливый день сменялся другим, и ни одно облако не нарушало бледной голубизны небосвода. Они постепенно стали терять терпение. А Медовая начала особенно открыто иронизировать по поводу Матери, Глазастой, Проростка и тех, кто примкнул к ним.
Но Мать просто ждала, сохраняя невозмутимость. В конце концов, она была убеждена в своей правоте. Просто смерти Быка не было достаточно, чтобы успокоить небо и землю. Просто нужно было заключить правильную сделку, только и всего. Всё, что ей было нужно — это терпение, даже если её собственная плоть свисала с костей.
Однажды к ней пришла Глазастая. Её вёл Гроза Муравьёв. Они сильно исхудали, но Мать видела, что они желали тела друг друга.
Теперь Гроза Муравьёв не дразнил, а умолял. И теперь со стороны молодого человека это было что-то вроде любви или жалости, потому что татуировка, которую Мать грубо вырезала на лице Глазастой, была инфицирована из-за застойной воды озера. Её спиральная форма была едва заметна под массой вздутой, сочащейся плоти, которая охватила одну половину лица девочки.
Но Мать нахмурилась. Это соединение не было бы правильным. Она встала и взяла руку Глазастой, забирая её у встревоженного Грозы Муравьёв. Затем она повела девочку через расступающуюся толпу, пока не нашла Проростка. Он лежал на спине, таращась в пустое небо.
Мать толкнула Глазастую на землю рядом с Проростком. Ничего не понимая, он взглянул на Мать. «Ты. Ты. Сношаться. Сейчас» — сказала Мать.
Проросток посмотрел на Глазастую, явно пробуя скрыть своё отвращение. Хотя они провели много времени рядом друг с другом вместе с Матерью, он никогда не проявлял никакого сексуального интереса к Глазастой даже до того, как ей лицо оказалось так ужасно изуродованным, и она тоже не интересовалась им.
Но сейчас Мать видела, что будет правильно, если они должны будут соединиться. С Грозой Муравьёв было бы неправильно; с Проростком будет правильно. Потому что Проросток понял. Она стояла над ними, пока рука Проростка не легла на маленькую грудь девочки.
Когда прошёл уже целый месяц после смерти Быка, людей разбудило дикое, пронзительное причитание. Это была Мать. Многие из них уже боялись этой беспокойной женщины, жившей среди них; они в замешательстве сбежались, чтобы узнать, какие новые странные события грозят случаться с ними.
Мать стояла на коленях около ствола деревца, на котором был установлен череп её ребёнка. Но теперь череп лежал на земле, развалившись на части. Мать хватала его куски и вопила так, будто ребёнок умер во второй раз.
Глазастая и Проросток отступили назад — они не были уверены в том, что именно Мать захочет попросить их сделать.
Мать, качая в левой руке жалкие сломанные куски черепа, обвела взглядом собравшихся вокруг неё людей. Потом её правая рука резко выпрямилась в указующем жесте.
— Ты!
Люди вздрогнули. Они повернули головы в указанном направлении. Мать указывала на Медовую.
— Сюда! Идти, идти сюда!
Отвисший подбородок под челюстью Медовой задёргался от ужаса. Она попробовала отступить, но окружающие люди остановили её. Потом Проросток вышел вперёд, схватил девочку за запястье и притянул её к Матери.
Мать бросила куски черепа ей в лицо.
— Ты! Ты бросить камень. Ты разбить мальчик.
— Нет, нет. Я…
Голос Матери звучал жёстко.
— Ты задерживать дождь.
Медовая завизжала так испуганно, словно это было правдой, и моча потекла по её бёдрам.
На сей раз Матери даже не пришлось устраивать убийство самой.
В тот день это не начало дождь. И на следующий день тоже. И на следующий день после него. Но на третий день после жертвоприношения Медовой в сухом небе загрохотал гром. Люди пригнулись — сработал древний рефлекс, корни которого уходили в те дни, когда Пурга забивалась в свою норку. Но потом, наконец, пошёл дождь, изливаясь с неба так, словно его прорвало.
Люди бегали и смеялись. Они лежали на спине, открывая рты для воды, падающей с неба, или валялись в грязи и кидались ею друг в друга. Дети боролись, младенцы вопили. И последовала целая волна совокуплений: инстинктивный, страстный ответ на окончание засухи — новое начало жизни.
Мать сидела рядом со своей напитавшейся кровью подстилкой и наблюдала за всем этим, улыбаясь.
Как всегда, она думала на нескольких уровнях одновременно.
Её жертвоприношение Медовой также было политически дальновидным шагом. Медовая не была расчётливым противником, но она была центром инакомыслия; когда она исчезла, Матери стало легче собрать воедино свою власть. И в то же время жертва точно была необходима. Небо и земля успокоились; первые боги человечества смягчились и позволили своим детям жить.
Но на совсем ином уровне мышления Мать знала, что дождь придёт, что бы она ни делала. Если бы дождь не пошёл после её жертвоприношения Медовой, она была бы готова продолжать, используя людей одного за другим — и даже всадить копьё в сердце Глазастой, если потребуется.
Она знала все эти вещи одновременно; она верила во многие противоречащие вещи одновременно. В этом была суть её гения. Она улыбнулась; вода стекала по её лицу.
Проросток медленно шёл по поросшему травой берегу реки. Он носил простую повязку из кожи, и нёс только копьё, привязанное к спине, и сетчатый мешок, в котором лежало несколько костяных инструментов и поделок — но не было каменных инструментов; если они потребуются, их было бы легче изготовить на месте, чем нести.