И, поскольку они смогли поверить в то, что вещи, оружие, животные или небо были своего рода людьми, им не пришлось прикладывать много усилий, чтобы поверить в то, что некоторые люди были не больше, чем просто вещами. Старые понятия были сломлены. Во время нападения на речной народ они убивали не существ из рода человеческого, не людей вроде их самих. Они убивали вещи, животных, нечто, стоящее ниже их самих. Речной народ, при всей своей технической смекалке в обращении с огнём и глиной, не имел такой веры. Это было оружие, которому они не могли противостоять. И этот небольшой, но жестокий конфликт заложил порядок, которому люди будут следовать вновь и вновь в долгие и кровавые эпохи, которым ещё предстояло наступить.
Когда всё было кончено, Проросток обошёл остатки стоянки. Он обнаружил, что многие из мужчин речного народа были вырезаны — молодые и старые, слабые и сильные. Он попробовал сберечь некоторых из детей и молодых женщин. Дети были бы отмечены знаком и обучены почитать Мать и её помощников. Женщин отдали бы его людям, принимавшим участие в битве. Если бы они были беременны, им бы не позволили сохранить ребёнка, пока они сами не станут помощниками Матери. Он также узнал некоторых людей, умевших обращаться с печами, лампами и другими искусно сделанными вещами, которые были здесь — их тоже нужно было бы сохранить, если бы они согласились сотрудничать. Он подумал, что его людям стоит изучить секреты работы речного народа.
Это была ещё одна успешная операция, часть долговременного роста сообщества Матери.
Когда ей показывали деревню речного народа, Мать была довольна и принимала от Проростка знаки почтения в виде поклонов. Но она вновь увидела хмурящееся лицо Проростка. Она подумала, что он, возможно, проявлял всё большее недовольство, вынужденный повиноваться её указаниям. Возможно, он хотел для себя большего. Ей следовало задуматься над этим и что-то решить по этому поводу.
Но для такого заговора было уже слишком поздно. Даже когда она осматривала это последнее завоевание её племени, она уже начала умирать.
Мать так и не поняла, что у неё был рак, пожиравший её изнутри. Но она могла ощущать его — ком в своём животе. Иногда она представляла себе, что это был Молчаливый, вернувшийся из мира мёртвых, готовящийся к новому рождению. Боль вернулась в её голову — такая же сильная, как когда-то. Эти сияющие огни вновь вспыхнули у неё перед глазами, а зигзаги, решётки и звёзды взрывались, словно раны, полные гноя. Дошло до того, что могла лишь лежать в своём шалаше с зажжённой лампой, коптящей из-за горения животного жира, и слушать голоса, которые эхом отзывались в её объёмистом черепе.
Наконец, к ней пришёл Проросток. Она едва смогла разглядеть его среди ослепительного сияния узоров, но ей было очень нужно сказать ему кое-что. Она схватила его руку своими пальцами, словно когтями. «Слушать», — сказала она.
Он напевал мягко, как ребёнку: «Ты спи!»
«Нет, нет, — настояла она скрежещущим голосом. — Не ты. Не я». Она подняла палец и коснулась им своей головы, своей груди: «Я, я. Мать». На её языке это было мягкое слово: «Яа-анн».
Замкнулась ещё одна связь. Теперь у неё был символ даже для самой себя: Мать. Она была первым человеком во всей истории человечества, у которого появилось имя. И, хотя она умирала, не оставив после себя ни одного живого ребёнка, она думала, что была матерью для них всех.
«Яа-анн, — прошептал Проросток. — Яа-анн». Он понимающе улыбнулся ей. Он склонился над нею, прильнув к её рту своими губами. А потом он плотно зажал ей нос.
Пока длился этот ужасный поцелуй, пока её ослабленные лёгкие пытались втянуть воздуха, быстро сгущалась тьма.
Она подозревала каждого человека в группе, в тот или иной момент времени, в намерениях причинить ей вред. Каждого, за исключением Проростка, её первого помощника среди всех. Как странно, подумала она.
Растущая вера в то, что за каждым событием лежит намерение — будь то злая мысль в чужой голове, или доброжелательная прихоть бога в небе — была, возможно, неизбежным явлением для существ, обладавших врождённым пониманием причинно-следственных связей. Если ты обладаешь достаточным умом для изготовления инструментов из нескольких составных частей, то, в конечном счёте, ты придёшь к вере в богов — конец всех причинно-следственных цепочек. Конечно, у этого была своя цена. В будущем, чтобы служить своим новым богам и шаманам, людям придётся жертвовать многим: временем, богатством, и даже правом иметь детей. Иногда они должны были даже жертвовать своей жизнью. Но воздаянием за это было то, что они больше не должны были бояться смерти.
Поэтому сейчас Мать не боялась. Огни в её голове, наконец, погасли, образы исчезли, и даже боль успокоилась.
Двое братьев столкнули каноэ с берега реки. «Осторожно, осторожно — бери левее. Хорошо, мы на воде. Теперь, если мы возьмём правее, думаю, мы сможем пройти по тому руслу». Эйан сидел на носу каноэ, сделанного из коры, а его брат Торр — на корме. Им было двадцать и двадцать два года соответственно, и они были невысокими, худощавыми жилистыми людьми с кожей тёмно-орехового оттенка и с курчавыми чёрными волосами.
Они вели свою лодку по воде, поверхность которой была усеяна тростником, переплетённым мусором, оставшимся после наводнения, и прибитыми к берегу стволами. Среди деревьев, которыми поросли речные берега, были питтоспорум, тик, шорея, стеркулия и высокие мангровые деревья. Над лесом раскинулся прозрачный покров из паучьих сетей, пропускавших сквозь себя свет и приглушавших яркость зелени внизу. Жаркий воздух, пронизанный ярким солнечным светом, висел над рекой, словно огромная крышка. Эйан уже успел сильно вспотеть; в лёгких он ощущал густоту плотного влажного воздуха.