Эволюция - Страница 171


К оглавлению

171

Охотники нетерпеливо выбрались на морской лёд. Держа костяные гарпуны в руках, утеплённых рукавицами, Яхна и Милло поспешили вперёд, надеясь первыми добраться до тюленей.

Яхну окружали миниатюрные горные цепи, ледяные холмы, выпирающие на четыре или пять метров вверх. Ветер лениво гудел среди обломков ледяных кристаллов, а чайки кричали, высматривая рыбу. Когда море нетерпеливо вздувалось, его ледяная шкура стонала и ломалась; воздух был полон резких звуков. Но лёд был прочным: осенние штормы и приливные волны, огибая мыс, нагромоздили целые кучи огромных сломанных ледяных плит.

Руд и несколько других охотников собрались вокруг открытой воды, взволнованно крича. Сюда приплыл подышать нарвал, и охотников, возможно, ждёт превосходная добыча.

Но Милло, визгливо крича чайкой, бросился вперёд сквозь ледяной лабиринт. Яхна побежала за ним. Они оказались в месте, где воду покрывала корочка молодого сероватого льда. Но во льду были пробиты круглые дыры один или два шага в поперечнике.

Милло и Яхна подошли к дыре и заглянули в неё. В холодных водах жизнь била ключом. Яхна не могла разглядеть крохотный планктон, который тучами парил в воде, но ей были видны мелкие рыбы и похожие на креветок существа, которые им питались. В эти холодные, сухие и ветреные времена пыль, образующаяся на суше при эрозии, сдувалась ветром далеко в море, внося в воду соли железа; а железо, которого в океане вечно не хватало, стимулировало расцвет жизни.

Но вдруг Милло схватил её за руку и указал вдаль. Чуть дальше от моря, вблизи большой дыры, наполненной ледяной кашицей, на льду лежали тюлени. Это были бурые куски мягкой плоти; они совершенно расслабились, и мороз искрился на их шерсти. Тюленей всегда привлекали такие отверстиям, через них они могли дышать или выбираться на лёд, погреться на солнце.

Яхна затрепетала, осознавая открывшиеся им возможности.

С величайшей осторожностью, производя как можно меньше шума, Яхна и Милло двигались по льду. Если один из тюленей поднимал голову, они замирали на месте, приседая ко льду, пока тюлень не успокаивался опять. Тем временем усилился и загудел ветер. Яхне это было только на руку. В данный момент её не интересовала погода; для её глаз и ушей существовали лишь тюлени. Но ветер помогал маскировать хруст снега под их шагами.

Они почти были там, почти приблизились к тюленям настолько, что могли коснуться самых близких из них. Они занесли гарпуны.

В этот момент без всякого предупреждения ветер завыл, словно раненый зверь.

Испуганные тюлени проснулись. Они огляделись, заревели, и изящно и быстро, словно пролилась жидкость, соскользнули в воду. Милло взвыл от досады и всё равно метнул свой гарпун; он бесполезно скользнул в воду и пропал из виду.

Но Яхна оглянулась. На них опускалась стена гонимого ветром снега, делая весь мир белым.

Яхна схватила Милло за руку и потянула его под прикрытие нависающего куска льда. Они прижались ко льду, прижав колени к груди. Ветер выл в пустотах и расселинах во льду — слишком громко, чтобы она могла расслышать собственный голос, слишком громко, чтобы она смогла думать.

А потом на них начал падать снег.

Ей не было видно ничего, кроме белизны — ни моря, ни горизонта, ни неба. Она подумала, что их словно затолкали внутрь яйца — совершенной формы, совершенно целого, отгородившего их от остального мира.

Вскоре снег начал прилипать к их меху и накапливаться кучей на ледяной стене. Она знала, что существовала опасность осыпания снега в укрытие возле этого валуна, и пробовала счищать накапливающиеся слои острых белых кристаллов.

Но буря всё усиливалась и усиливалась. И с каждым пролетающим мгновением усиливалась вероятность того, что Руд и остальные будут уходить всё дальше и дальше от них.

Терпение Милло закончилось. Он отодвинул её и встал, но вихрь почти сбил его с ног. Она утянула его назад.

— Нет! — кричал он, вырываясь и стараясь заглушить ветер. — Мы умрём, если остаемся здесь.

— Мы умрём, если уйдём отсюда, — прокричала она в ответ. — Посмотри на снег! Послушай ветер! Подумай — в какой стороне земля?

Он отрешённо повернулся к ней, его маленькое круглое лицо было исхлёстано снегом.

— Мы уже допустили ужасную ошибку, — сказала она. — Мы не видели приближения бури. Что тебя просит сделать твоя душа? Что говорит тебе Милло, твой прадед?

Возможно, она смогла бы удержать его силой, просто заставив остаться, но это было бы неправильно. Она должна была убедить его остаться здесь. Но, если он захочет уйти — что ж, это было его право.

Наконец, он сдался. Со слезами, примёрзшими к щекам, он опустился обратно на лёд и прижался к сестре. Она обнимала его, пока он не прекратил плакать.

Она продолжала свою работу по расчистке рыхлого снега. Но, когда начала сгущаться тьма — когда белый кокон превращался в серый, а потом и в чёрный, и буря всё не стихала — она стала всё больше и больше уставать, страдая от голода и жажды.

Наконец она больше не могла отгонять сон. «Только чуть-чуть, — думала она. — Я отдохну лишь чуточку, и проснусь до того, как слой снега станет слишком толстым». Она мечтала о том, чтобы её укачали, словно она была младенцем в руках своего отца.


Проснувшись, она ощутила вес головы брата на своих коленях. Шум бури утих. Она была в темноте; но здесь было тепло, темно, тепло и безопасно. Она закрыла глаза и откинулась назад. Конечно, никому не повредит отдохнуть чуть-чуть подольше.

Но теперь Милло задыхался, как будто боролся за глоток воздуха. Она помнила его сон — темноту, погружение в воду и утопление. Возможно, сейчас ей снился тот же сон.

171