Эволюция - Страница 176

176

Дети услыхали приглушённое рычание. Яхна подумала, что смогла заметить бледный низкорослый коренастый силуэт, который двигался по снегу, словно мускулистый призрак, и тащил оленя. Это мог быть пещерный лев. Она задрожала.

— И что теперь? — прошептал Милло. — Мы не можем оставаться здесь.

— Нет, — Яхна огляделась вокруг. Она видела, что их уступ вёл вниз по утёсу к отверстию, находившему на несколько человеческих ростов ниже.

— Туда, — сказала она. — Думаю, это пещера.

Он коротко кивнул и пошёл впереди, двигаясь вниз по краю узкого выступа, цепляясь за мел. Но она поняла, что он был испуган сильнее, чем был готов признаться ей.

Наконец, рискованный спуск закончился; они спрыгнули в отверстие и лежали, пытаясь отдышаться, на твёрдом полу. Пещера, проточенная в пласте мела, уходила в темноту. Пол был покрыт слоем гуано и осколками яичной скорлупы. Наверное, чайки использовали это место в качестве гнездовья. На полу в разных местах чернели пятна — не очаги, но явно кострища.

— Смотри, — сказал Милло, и его голос был полон удивления. — Мидии.

Он был прав. Небольшие моллюски лежали кучкой, окружённые разбросанными осколками кремня. Вспышка любопытства заставила её задаться вопросом о том, как они сюда попали. Но голос голода звучал всё громче, и они вдвоём принялись за мидий. Они отчаянно пробовали взломать ракушки своими пальцами и каменными лезвиями, но ракушки были твёрдыми и не поддавались.

— Экххххмммм.

Они обернулись.

Из темноты в задней части пещеры послышался сердитый голос. Оттуда показался чей-то силуэт. Это был крупный мужчина, одетый в накидку, которая, похоже, была сделана из оленьей шкуры — нет, подумала Яхна, не мужчина. У него были широкий, выдающийся вперёд нос, мощные коренастые ноги и огромные руки. Это был костолобый, массивный самец. Он сверлил их взглядом.

Дети отступили, прижимаясь друг к другу.

У него не было имени. Его люди не давали себе имена. Он думал о себе как о Старике. И он был старым — старым для своего вида, ему было почти сорок лет.

Тридцать лет из них он жил один.

Он спал в задней части этой пещеры, в дымном, уютном тепле факелов, которые зажигал там. Ранним утром он обследовал берега под утёсами во время отлива, разыскивая моллюсков. С наступлением вечера он так или иначе скоро проснулся бы; вечер был его любимым временем суток.

Но его раньше времени потревожили шум и движение у входа в пещеру. Думая, что это могли бы быть чайки, прилетевшие за его кучами моллюсков — или кто-то похуже, возможно, вроде песца — он вышел на свет тяжёлым шагом.

Не чайки, не песец. Это были два ребёнка. Их тела были высокими и нелепо тощими, руки и ноги — словно усохшие, а плечи — узкие. У них были плоские лица, словно расплющенные могучим ударом, подбородки остроконечные, а головы вздувались смешными пузырями, словно огромные грибы.

Тощий народ. Всегда тощий народ. Он чувствовал огромную усталость — и эхо одиночества, которое с некоторых пор мучало его каждое мгновение бодрствования и отравляло его сны.

Почти не сознавая, что делает, он двигался в сторону детей, протягивая свои огромные руки. Он мог раздавить их черепа, сжав их один раз, или разбить их один об другой, как два птичьих яйца, и всё кончилось бы. Кости уже не одного тощего грабителя валялись на скалистом пляже под этой пещерой, и ещё сколько-то добавится к ним прежде, чем он станет слишком старым, чтобы защищать это место, свой последний оплот.

Дети завизжали, схватившись друг за друга, и бросились к стене пещеры. Но более высокая девочка задвинула другого себе за спину. Он видел, что она была испугана, но пробовала защищать своего брата. И она держала себя в руках. Хотя от страха по голым ногам мальчика текла моча, девочка сохраняла контроль над собой. Она пошарила в своей куртке и вытащила нечто, свисающее с её шеи на нити.

— Костолобый! Костолобый человек! Оставь нас в покое, и я дам тебе это! Красивое, красивое волшебство, костолобый человек!

Глубоко посаженные глаза Старика заблестели.

Подвеска была кусочком кварца — небольшая игла, сверкающая и прозрачная; её грани были отполированы до блеска и гладкости, а на одной стороне был кропотливо вырезан узор, который привлекал взгляд и ослеплял мысль. Девочка качала амулет взад-вперёд, пробуя привлечь его взгляд, и шагнула вперёд от стены.

— Костолобый человек, красиво, красиво…

Старик глядел в голубые глаза, которые, в свою очередь, тоже уставились на него так тревожно и прямо, как это делают тощие: это был взгляд хищника.

Он отшатнулся и отбил амулет в сторону. Тот облетел вокруг шеи девочки и разбился об стену за её спиной. Она взвизгнула, потому что его кожаная нить обожгла ей шею. Старик снова потянулся к ним. Всё могло закончиться в одно мгновение.

Но дети снова забормотали на своём быстром и сложном языке.

— Заставь его уйти! О, заставь его уйти!

— Всё хорошо, Милло. Не бойся. Твой прадед — внутри тебя. Он тебе поможет.

Огромные руки Старика повисли вдоль его боков.

Он оглянулся на мидии, которые они пробовали вскрыть. Ракушки были исцарапаны и обколоты — на одной были следы зубов — но ни одна не была открыта. Эти дети были беспомощны — ещё беспомощнее, чем многие из их вида. Они даже не смогли украсть его мидии.

Прошло очень много времени с тех пор, как в этой пещере слышались чьи-либо голоса — чьи угодно, кроме его собственного, а также отвратительных криков чаек или тявканья песцов.

176