— И ты туда же, — усмехнулся он. — Хорошо. Итак, как и Акта, ты от меня чего-то хочешь. Но ты этого не получишь, маленькая девочка, пока не поймёшь, что я мог бы захотеть получить от тебя.
Он обошёл вокруг неё и позволил кончикам своих пальцев скользнуть по её ягодицам.
— Тощая ты, не по моему вкусу. Худая. Всё это из-за того, что гоняешься за дикими козами, полагаю, — он зевнул, потянулся и посмотрел вдаль. — Честно говорю, детка, я истёр себе член, нагибая твою жирную мамашу.
Повинуясь импульсу, она задрала свою рубаху, выставив живот.
Он восхищённо провёл рукой по её коже, ощущая выпуклость. Плоть его ладони была на удивление мягкой, без мозолей.
— Ладно, — произнёс он, тяжело выдохнув. — Я знал, что ты в чём-то не такая. Мне нужно бы обладать более острым чутьём. А что касается тебя, я лишь намекну. Моя странная страсть к беременным свиноматкам; моя единственная слабость…
Он почесал подбородок.
— Но я по-прежнему не знаю, чего хочешь ты. Я вряд ли поверю в то, что это будет пленительная мысль о моём жирном пузе на твоей спине…
— Ребёнок, — выпалила она. — Убит ими.
— Какой ребёнок? А, твоей мамы. Они не позволили бы ей содержать своего детёныша, верно? Я знаю, что вы, животные, так поступаете — убиваете собственное потомство. Некоторые говорят, что вы лакомитесь нежными маленькими телами, — он продолжал изучать её, размышляя. — Думаю, мне всё ясно. Если ты родишь своего ребёнка, они и его заберут. И именно поэтому ты побежала за таким жадным негодяем, как я — чтобы спасти своего будущего ребёнка.
Его выражение на миг смягчилось, и она подумала, что вызвала у него симпатию.
— Они говорят… — пробормотала она.
— Что же?
— Они говорят, что в том месте, откуда ты, младенцев не убивают.
Он пожал плечами.
— У нас много еды. Мы не должны тратить целый день, бегая за кроликами, как делают твои люди. Именно поэтому мы не должны убивать наших детей.
Она заинтересовалась тем, как могло случиться такое чудо: действительно, у людей Кахла должен быть могучий шаман.
Но это краткое озарение на лице Кахла уже рассеялось, сменившись своего рода отчаянной жадностью. Он подошёл к ней, схватил её грудь и сильно сжал; она заставляла себя не вскрикивать.
— Если ты идёшь со мной, тебе придётся трудно. То, как мы живём… — он махнул рукой по открытой равнине, — … очень отличается от всего этого. Больше, чем ты можешь себе представить. И ты должна будешь делать всё, как я скажу. Вот, как всё будет.
Она чувствовала запах его дыхания. Она закрыла глаза, чтобы не видеть его рябого лица, похожего на луну. Это был момент, когда она принимала решение — она знала это. Она всё ещё могла развернуться и убежать домой. Но её ребёнок был бы обречён. Если бы Акта и Пепуле узнали об этом, они могли бы даже попробовать выбить «это» из её живота.
— Я сделаю, что ты скажешь, — торопливо сказала она. Что могло быть хуже этого?
— Хорошо, — сказал он, и его дыхание стало быстрым и жарким. — Теперь перейдём ближе к делу. Становись на колени.
Так всё и началось — там, в грязи. Она была благодарна за то, что никто из тех, кого она знала, не мог её увидеть.
Он заставил её нести его груз мяса, мешок полуизжёванных корней и пустой бурдюк из-под пива. Он сказал, что эта дорога ведёт к его дому. Ей не было тяжело — мясо было просто длинной связкой мелкой дичи, которую её люди принесли днём раньше — но Юне казалось очень странным идти следом за Кахлом с мясом, висящим у неё на плече, пока он важно шагал впереди, неумело размахивая её копьём.
Вскоре они ушли далеко за границы знакомых ей мест. Её сильно пугала мысль о том, что она зашла на земли, на которые, вероятно, никогда не ставил свою ногу ни один из её предков; глубоко укоренившиеся табу, подкреплённые вполне обоснованным опасением смерти в руках незнакомцев, боролись против её позыва продолжать путь. Но она продолжала идти, поскольку у неё не было выбора.
Они должны были провести одну ночь на открытом воздухе. Он привёл её к укрытию в скальном обрыве — к каменной нише, которую он сам явно использовал ранее, потому что она увидела множество признаков неприятных следов его пребывания. Он не позволил ей ни съесть что-то из его мяса, ни даже поохотиться, чтобы добыть ещё. Очевидно, он не настолько сильно доверял ей. Но он дал ей несколько тонких корней с неприятным вкусом, которые нёс с собой.
Когда опустилась темнота, он снова воспользовался ею. Его грубое совокупление заставило казаться её подростковую возню с Тори полной нежности. Но, к её облегчению, Кахл закончил свои дела быстро — в тот день он уже растратил свой запас, поэтому, скатившись с неё, он быстро заснул.
Она массировала ушибленные бёдра, оставшись наедине с собственными мыслями.
Утром они стали спускаться с высокого, сухого плато в широкую долину. Эта земля была гораздо зеленее; трава росла густо, и она сумела различить голубую ниточку медленно текущей реки, и деревья, растущие зелёной лентой вдоль её берегов. Это было бы хорошее место для жизни, подумала она — лучше, чем засушливые земли наверху. Здесь должно быть много дичи. Но, пока они продолжали спускаться, она лишь мельком заметила кроликов, мышей и птиц. Не было никаких признаков присутствия крупных животных, ни одного из их характерных следов.
Наконец, она разглядела широкий коричневый шрам ближе к берегу реки. Сразу в дюжине мест поднимался дым, и она заметила движение, бледных извивающихся существ, словно личинок мух в ране. Но этими личинками были столпившиеся люди, уменьшенные большим расстоянием.