Но пока эта река была большим зелёным коридором, ведущим во внутренние районы страны. Придерживаясь лесов, стая могла двигаться дальше от побережья, проникая вглубь материка.
Пронзительный крик эхом отозвался в лесу. Это был крик, означавший только одно: «Здесь опасность!» Капо выплюнул недожёванные плоды и слез на землю.
Ещё до того, как он добрался до озера, он уже знал, в чём дело. Он чуял их запах. А присмотревшись повнимательнее, он разглядел признаки того, что они проходили здесь: куски кожицы плодов, брошенные даже под этим капоковым деревом, и нечто, напоминающее гнёзда, высоко в кронах более крупных деревьев.
Другие.
Они появились из-за деревьев и из подлеска, целой толпой. Их было много, на удивление много — пятьдесят, шестьдесят — и больше, чем когда-либо насчитывала стая Капо. Их самцы вышли к краю воды. Все они устроили яростную демонстрацию, вздыбив шерсть, барабаня по корням и ветвям и перескакивая через низкие ветви деревьев.
После всего, что им пришлось пережить по дороге сюда, оказалось, что этот лесной массив был уже занят. Сердце Капо упало, его тяготило бремя неудачи.
Но стая Капо отвечала. Пусть они были слабы и их шерсть была слишком мокрой, чтобы эффектно вздыбить её, однако самцы и даже пара старших самок демонстрировала себя, как только они могли. Капо бросился вперёд, в первые ряды своей стаи, и немедленно начал собственную демонстрацию, собрав воедино весь свой большой опыт по устроению как можно более впечатляющего и пугающего представления.
Две стаи выстроились в ряд; две стены вопящих и позирующих обезьян стояли лицом друг к другу. Они принадлежали к одному и тому же виду, и они выглядели неотличимыми друг от друга. Но они могли ощущать отличия друг от друга по запаху: с одной стороны слабый и знакомый запах родственников, а с другой — более острая вонь чужаков. В этих демонстрациях ощущалась настоящая ксенофобская ненависть, а угрозы, которые они посылали, были совершенно настоящими. У социальных обязательств этих умных животных была и другая сторона: если ты являешься членом группы, то любые другие особи становятся твоими врагами просто потому, что они — это не ты.
Но Капо испугался. Он быстро понял, что эти другие не выказывали никаких признаков отступления. И действительно, их демонстрации становились всё более свирепыми, а те крупные самцы-лидеры непрерывно наступали на его стаю.
Капо знал, как всё продолжится. Это была бы не война всех со всеми. Самыми первыми погибли бы самые сильные — самцы и старшие самки; детёныши, вероятно, превратились бы в несколько кусочков нежного мяса для животов этих незнакомцев. Один за другим. Это было бы медленное кровавое убийство, и оно продолжалось бы до своего закономерного конца. Такая методичная резня была новым ужасом этого мира, ужасом, который могли воплотить в жизнь лишь эти обезьяны — единственные достаточно умные животные на всей Земле, способные осознавать и угадывать чужие замыслы.
Капо знал, что они не могли здесь оставаться. Возможно, они могли уйти, продолжить поход через равнины; возможно, Капо всё же смог бы привести свою стаю в какое-нибудь свободное и безопасное место.
Но в самой глубине своего сознания он интуитивно знал правду. В этом мире отступающих лесов выживающие животные уже столпились на всех оставшихся островках старой растительности. И именно из-за этого другие будут биться, не щадя себя, чтобы изгнать их. Их уже и так было много на этом скудеющем участке леса — и им также уже некуда было идти.
Не осталось безопасных мест, куда можно было уйти, но и выбора тоже не было — можно было лишь уйти.
Сильнее приволакивая ноги и размахивая ветками, он начал едва уловимый танец, который означал, что он хотел увести свою стаю из этого места — обратно на край леса, обратно в саванну. Одна или две из его самок ответили. Запуганные этими свирепыми чужаками, понимая, насколько безнадёжна была их ситуация, Листик и остальные самки забрали своих детёнышей и приготовились идти. Даже Папоротник, один из непокорных молодых самцов, был в замешательстве.
Но Палец не стал подчиняться.
Он ударил камнем-молотком по торчащему из земли корню, добавляя этот громкий звук к своей демонстрации. Затем, с внезапной и ужасающей яростью он отвернулся от других и свирепо напал на Капо. Он ударил Капо в спину, повалив его навзничь, и начал бить своего предводителя кулаками по голове. Потом он развернулся и столь же яростно набросился на самого крупного из чужих самцов. Внезапно шум, и так сильный, стал просто невыносимым, и в воздухе сильно запахло кровью и помётом, выпущенным в панике.
Капо перевернулся на спину и сел; у него болела шея. Другие самцы постепенно отступали, даже продолжая ухать и вопить.
Пальцу крупно не повезло. Он сумел прижать крупного самца к земле. Но тотчас же в драку бросилось ещё больше чужаков. Вскоре они схватили Пальца. Они оттащили его подальше от противника, держа его за конечности и за голову, как будто он был пойманной мартышкой; кровь уже струилась из глубоких ран от укусов на его коже. Потом они бросили его на землю. И его крики вскоре превратились в бульканье, утонув в крови; Капо услышал ужасный звук раздираемой плоти, ломающихся костей, рвущихся связок.
Но нападение Пальца оказало огромное воздействие. Если кто-нибудь и должен был нападать на этих других, то это должен быть Капо. Капо знал, что он уже проиграл. Он был бы счастлив пережить этот день: если бы его не убили другие, то это сделали бы его собственные бывшие подчинённые.