Эволюция - Страница 126

126

Насколько он знал, Тюлень, играя с пауками и их паутиной, придумал свой собственный способ рыбалки в миниатюре. Но потом, оказавшись на этом мрачном берегу, они все были вынуждены быстро учиться использовать ресурсы моря. В первое время лишь плеск стоял вокруг, когда охотники, привыкшие преследовать антилоп, гонялись по мелководьям за стремительными рыбами и дельфинами, которые легко ускользали от них. Они проголодались и отчаялись.

В конце концов, после наблюдения за пауками, и ещё за птицами и мелкими животными, которые иногда запутывались в кустарнике или тростнике с липкой листвой, или в сплетениях ползучих растений, у них возникла правильная мысль.

Они постепенно поняли, как пользоваться сетями, силками и ловушками, сделанными из коры и кусочков кожи. Их первые попытки чаще терпели неудачу, чем приносили успех. Но они медленно улучшали свои навыки в использовании волокон естественного происхождения и побегов лиан, учились изготавливать, чинить и связывать волокна. И это приносило плоды. В случае удачи можно было поймать в ловушку рыбу, осьминога или черепаху. Чем глубже зайти в воду, тем лучше был результат.

Что ж, это должно было работать. Иначе они, конечно, стали бы голодать.

По иронии судьбы земли на юге, дальше от этих прибрежных обрывов, была богаты: это была мозаика редколесий и зарослей травы, там были водоёмы с пресной и солёной водой. А там, где не было болот, на возвышенностях, было множество животных: благородные олени, лошади, носороги и множество более мелких травоядных. Иногда в поисках соли животные даже спускались на побережье.

Если бы земля была необитаема, она могла бы стать раем для людей Камешка. Но земля не была пустой, и это было большой проблемой.

На горизонте был виден остров. Сейчас его пристальный взгляд был обращён туда. Хотя на расстоянии он выглядел туманно-голубым, даже отсюда он мог разглядеть, насколько богат был остров — пышная растительность заполняла все расселины в скалах, почти до океана. И там были люди. В ясные дни он их видел: тощие, высокие люди, которые бегали по берегам и по вершинам холмов, бледные мелькающие фигурки.

Там он и его люди были бы в безопасности, думал он. На острове вроде этого, на собственном клочке земли, они смогли бы поселиться навсегда, и их не беспокоили бы чужаки. Если бы он смог добраться туда, то, возможно, он смог бы сразиться с тем тощим народом за право владеть их землёй.

Если бы он смог добраться туда. Но люди не могли плавать, как дельфины, и не могли ходить по воде, словно насекомые. Это было невозможно — раз и навсегда.

Так что они застряли здесь.

В их планах никогда не было уходить так далеко, в эти места. Никто из них вообще не планировал ничего такого. Просто они были вынуждены продолжать идти и идти, и так пролетали годы.

По своей природе вид Камешка был оседлым; этот народ мощного телосложения давно уже утратил охоту к перемене мест, характерную для времён Дальней. Выход на незнакомую местность был для них чрезвычайно сильным стрессом: Камешек ощущал большой поход как долгое и медленное разрушение привычного мира, как время безрассудства и замешательства.

Во время путешествия дети выросли — сам Камешек стал мужчиной — и их число постепенно росло, потому что к ним присоединялось всё больше беженцев от того или иного происшествия. И ещё их число росло по другой причине. Камешек стал отцом; он взял себе в пару Зелёную — задумчивую женщину, которая ушла с ними из старого поселения. Но, когда они пересекали особенно суровые и сухие земли, ребёнок умер.

И всё равно они нигде не нашли себе места для жизни. Потому что мир был полон людей.

Перед нападением в связанной родством и большой семье Камешка было двенадцать человек. Они были самодостаточными и очень оседлыми. Они не торговали и никогда не путешествовали дальше, чем можно было пройти за день.

Но они знали, что поблизости есть похожие на них группы, разбросанные по местности и остающиеся на своём месте, словно деревья.

Всего в большом клане, частью которого являлись люди Камешка, было более сорока племён, около тысячи человек. Иногда между ними происходил обмен, потому что молодые люди из одной «деревни» искали себе пару в другой. И имели место случайные конфликты, когда две стороны оспаривали права на богатые земли для собирательства или на объект охоты. Но такие инциденты обычно улаживались просто взаимной руганью, иногда борьбой без явного результата, а в чрезвычайных случаях копьём в ногу — причинением увечья, которое появилось в качестве ритуального наказания.

И каждый из этой толпы почти в тысячу человек, от самого маленького ребёнка до самой иссохшей тридцатипятилетней старухи, был отмечен характерными красными или чёрными вертикальными полосами, которые Камешек всё ещё носил на своём лице.

Дальняя была бы удивлена, увидев, что случилось с её невинной идеей с кусочками охры. То, что началось как полубессознательный обман с сексуальным подтекстом, превратилось за этот огромный отрезок времени в своего рода неукротимый праздник плодородия. Женщины и даже некоторые мужчины отмечали свои ноги характерным цветом плодовитости. Слабые умы и деятельные пальцы медленно экспериментировали с другими формами отметин, с новыми символами.

Тем не менее, в данный момент эти грубые каракули имели своё назначение. Вертикальные отметины Камешка были своего рода униформой, устанавливающей границу между его народом и другими. Не нужно было помнить лично каждого в своей группе — так должен был поступать Капо, когда пробовал возглавить своих последователей. Не нужно было знать каждого в лицо. Всё, что требовалось — это символ.

126