Эволюция - Страница 183

183

— Сион, я…

На её руку опустилась горячая и тяжёлая ладонь, почувствовалось дыхание, благоухающее незнакомыми специями.

— Привет, девочки. Делимся секретами?

Юна дёрнулась в сторону, высвобождая руку.

Это было Кахл, человек с пивом. Он был грузным мужчиной, даже толще, чем Акта, и носил странную обтягивающую одежду: сильно затянутую куртку и штаны, тяжёлые кожаные ботинки и шляпу, набитую соломой. На его спине висел тяжёлый бурдюк, наполненный пивом: он хлюпал, когда мужчина присел на корточки рядом с ними. Его кожа была ноздреватой, словно земля после дождя, а от зубов остались уродливые коричневые пеньки. Но его пристальный взгляд, когда он улыбнулся Юне, был пронзительным, словно у какого-то хищника.

Сион сверлила его взглядом:

— Почему бы тебе не вернуться туда, откуда пришёл? Здесь ты никому не нужен.

Он слегка нахмурился, пытаясь перевести то, что она сказала. Их языки отличались. Обычно предполагали, что народ Кахла пришёл откуда-то издалека, с востока, и принёс с собой свой специфический язык.

— О, — произнёс он наконец. — Многим людям здесь я очень нужен. А некоторым я нужен просто ужасно. Вы бы удивились, узнав, что дают мне люди за то, что я даю им.

И он вновь глянул искоса, показав полный рот коричневых гнилых зубов.

— Возможно, нам стоит поговорить об этом, тебе и мне, — сказал он Юне. — Возможно, нам стоит выяснить, что мы можем сделать друг для друга.

— Держись от меня подальше, — с дрожью ответила Юна.

Но Кахл продолжал таращиться на неё змеиным взглядом — жёстким и пронзительным.

Поэтому она почувствовала облегчение, услышав шаги возвращающихся мужчин, топот их босых ног по земле. Их голые тела были покрыты засохшей коркой пыли, и они явно были уставшими. Юна снова увидела, как дюжина мужчин вернулась домой с пустыми руками, если не считать нескольких кроликов и крыс: крупная дичь была большой редкостью.

Старик Акта положил свою жирную руку на плечо Тори. Юна не хотела поймать на себе пристальный взгляд хрупкого мальчика, и всё же желала узнать, что он думал. Как бы он отреагировал, если бы она сказала ему, что случилось в результате их дурацкой возни?

Кахл отстал от девушек, встал и поднял свой бурдюк с пивом над головой:

— Приветствую охотников!

Акта подошёл к нему. Он по-собачьи высунул язык, словно болтающийся в воздухе бурдюк был наполнен единственным в мире питьём.

— Кахл, дружище. Я рассчитывал, что ты будешь здесь. Ты лучший шаман, чем тот старый дурак в хижине.

Сион задохнулась от возмущения этим случайным богохульством.

Кахл передал бурдюк с пивом:

— Похоже, тебе нужно вот это.

Акта сгрёб его и прижал к себе. Но отблеск его старого коварства мелькнул в его глубоко посаженных свиных глазках:

— А оплата? Сам видишь, каково нам. Нам самим едва хватает мяса. Но…

— Но, — ровным голосом сказал Кахл, — ты в любом случае будешь брать. Или всё же не будешь?

И он продолжал смотреть, пока не Акта не опустил глаза. Некоторые из мужчин что-то бормотали вполголоса, глядя на эту демонстрацию слабости. Но то, что сказал Кахл, явно было правдой. Кахл дружелюбно похлопал Акту по плечу:

— Мы сможем поговорить об этом позже. Иди, отдохни в тени. А что до меня…

— Возьми её, — пробормотал Акта, не сводя глаз с пива. — Делай с ней, что захочешь.

Он побрёл к мужской хижине. Другие неудачливые охотники сбросили добытое мясо около женских хижин и последовали за Актой, рассчитывая получить свою долю пива. Вскоре Юна услышала рык шамана, которого запах пива всегда быстро ставил на ноги.

Кахл вернулся к девушкам. Он покачал головой:

— В моём доме такого развращённого чурбана выгнали бы вон.

Сион ощутила укол этого нового оскорбления.

— Мальчики живут с мужчинами в мужской хижине. Это — место мудрости, где мальчики учатся быть мужчинами. И у каждого мужчины есть маленький дом для его жены, дочерей и сыновей-младенцев. Так мы живём. Так мы жили всегда.

— Так могли жить вы, но не я, — прямо сказал Кахл.

Юна поняла, что эти слова задели её любопытство.

Единственное, что все знали о новых людях, помимо их изумительной способности делать пиво, было то, что их было много, очень много. Некоторые из женщин шептались, что у чужаков не отвергали ни одного ребёнка — ни одного, никогда. И именно поэтому их было так много, хотя никто и представить себе не мог, как они прокармливали себя. Возможно, в их долинах и низменностях животные всё ещё бегали большими стадами, так же, как это было в давно минувшие дни — в дни, ставшие легендами.

— Кого? — тихо спросила Сион.

— Что «кого»?

— Акта сказал: «Возьми её». Это кого?

— Ну, его жену, — ответил Кахл. — Пепуле. А-а-а. Понятно, почему ты поинтересовалась. Акта — не твой отец, но Пепуле — твоя мать, верно? — он усмехнулся и стал пристально и холодно разглядывать Юну. — Это добавит остроты. Когда я её нагну, я буду думать о тебе, малышка.

— Пепуле носит ребёнка, — холодно сказала Сион.

— Знаю, — оскалился он. — Они мне нравятся такими. Эти большие животы, верно?

Его холодный, расчётливый и пристальный взгляд снова переключился на Юну. Затем он взял щепотку толчёного зерна из её ступки и зашагал к хижине их матери.

Раздосадованная, охваченная неопределённым страхом, Юна оставила мужчин наедине с их питьём. Она вышла за пределы селения вместе со своей бабушкой Шеб. Шеб, которой исполнилось уже почти шестьдесят, двигалась с осторожностью, но за свою долгую жизнь ей удалось избежать травм и серьёзных болезней, и она осталась достаточно подвижной.

183