Эволюция - Страница 184


К оглавлению

184

Люди жили на высоком плато. Земля была сухой, плоской, почти безликой. Растительность цеплялась за землю и глубоко запускала в неё корни в поисках воды. Были здесь и ручьи, и реки, но это были лишь струйки воды, которые текли среди величественных берегов; они выглядели жалкими, заморёнными остатками, пережитком эпохи, которая явно ушла.

Голые, с мотками верёвок и маленькими копьями с каменными наконечниками, женщины переходили с места на место, устанавливая и проверяя западни для мелкой дичи, которая составляла основную часть рациона людей. Они бы очень удивились, увидев могучие стада гигантских травоядных, за которыми некогда следовали Яхна и её люди, хотя в их народных сказках говорилось о более изобильных временах в прошлом.

— Почему люди пьют пиво? — недовольно спрашивала Юна. — Это делает их уродливыми и глупыми. И они должны идти к этому скользкому типу Кахлу. Если они пьют пиво, они должны делать своё собственное. Они оставались бы такими же глупыми, но, по крайней мере, Кахл держался бы подальше.

Шеб вздохнула:

— Это не так просто. Мы не умеем делать пиво. И никто не знает, как — даже шаман. Это тайна, которую люди Кахла держат при себе.

— Когда люди глупеют, они не могут охотиться. Всё, о чём они думают — это пиво. Это всё, что они видят.

Шеб покачала головой:

— Не буду спорить с тобой, с ребёнком. Мой отец никогда не пил пиво — в те дни мы никогда не слышали о пиве — и он был прекрасным охотником. Теперь смотри. Рядом кролик.

Юна послушно изучила частицы кроличьего помёта, надавив на них, чтобы узнать, насколько свежим он был. Она ужасно хотела поговорить о Тори.

Но у Шеб была своя тема для разговора.

— Я помню, когда была в твоём возрасте, — говорила она. — Как-то пошёл такой дождь, как будто небо раскололось, и он шёл день за днём. Земля превратилась в грязь, и мы все вязли в ней по колено. И вода заполнила всю эту долину — не грязная струйка, которую ты видишь сейчас, а от берега до берега. Видишь, где был порог воды?

И, да, приглядевшись, Юна могла увидеть, что берег подвергся эрозии намного выше нынешнего уровня воды.

Ну и что из того? Юна рассеянно почесала живот. Рассказы её бабушки о великих ливнях, о земле, превращённой в грязь, о взрывном расцвете жизни после них напоминали фантастическое видение шамана. Для неё они не значили ничего. Что могли означать дождь и реки по сравнению с растущим комочком внутри неё?

Бабушка отвесила ей затрещину. Юна вздрогнула от испуга. Шеб нахмурилась, отчего её морщины стали глубже.

— Это заставит тебя слушать меня, глупый ребёнок. Я помню, как это было, когда дожди пришли в последний раз. Я помню, как мы справились с этой бедой. Как мы переселились на более высокое место. Как мы пересекли реку. Всё помню. Возможно, я не доживу до того времени, когда увижу, что дожди пойдут снова, как это было раньше, но, возможно, ты доживёшь. И тогда всё, что будет поддерживать твою жизнь, будет таким, как я рассказала тебе сегодня.

Юна знала, что она была права. О стариках сильно заботились: перед тем, как умерла мама самой Шеб, Юна видела, что Шеб пережёвывала ей еду до мягкости и сплёвывала её в чашу для неё. В этом обществе, лишённом письменности, старики были библиотеками мудрости и опыта. И теперь она была настроена заставить свою внучку слушать.

Но сегодня у Юны совершенно не было настроения для урока послушания. Она пробовала отворачиваться, не слушаясь и обижаясь, но она не выдержала свирепого взгляда Шеб.

— Ох, Шеб…

Слёзы нахлынули внезапно и легко; она уткнулась головой в плечо Шеб и позволила своим слезам падать на сухую землю.

— Расскажи мне. Что же случилось такого плохого?

Шеб серьёзно выслушала всё, что ей пришлось рассказать. Она задавала конкретные вопросы: кто был отцом, как он приблизился к ней или она к нему, почему она захотела признаться сейчас. Похоже, что больше всего она была недовольна тем, что всё это было ребяческой ошибкой. В ответ на отчаянный вопрос Юны — «Шеб, что я должна делать?» — по крайней мере, на данный момент Шеб не говорила ничего. Но Юна подумала, что она уже видела своё будущее в строгих и грустных чертах лица Шеб.

И вдруг со стороны деревни послышался резкий вопль. Юна схватила бабушку за руку и помогла ей побыстрее двигаться к дому.


Оказалось, что у Пепуле, матери Юны и дочери Шеб, начались преждевременные роды.

Вбежав в лагерь вместе с Шеб, Юна увидела поставщика пива Кахла, который уходил на восток, обратно в свой загадочный дом. Держа в руке мешок с товарами, он не обращал внимания на крики рожающей женщины, с которой он возлежал всего лишь этим утром, и Юна посмотрела ему вслед с бесполезной враждебностью.

В хижине Пепуле собрались Сион и другие родственницы. Юна поспешила к боку Пепуле. Измождённые, полные боли глаза Пепуле обратились в сторону дочери, и она схватила Юну за руку. Юна увидела на плече матери синяк, оставшийся от сжимавшей его мужской ладони.

Как всегда в таких случаях, женщины положили деревянную раму, за которую ухватилась Пепуле, сев на корточки. Тем временем другие смачивали землю под телом Пепуле, чтобы сделать её мягче, и выкапывали рядом неглубокую ямку. Стоял сильный запах рвоты и крови.

До этого Юна присутствовала и помогала при многих родах, но она никогда прежде не принимала близко к сердцу эту сильнейшую боль, ведь теперь она несла внутри себя собственное маленькое бремя.

По крайней мере, эти роды прошли быстро. Ребёнок легко выпал в руки одной из сестёр Пепуле. Быстрым и уверенным движением она перерезала пуповину младенца, перевязала её полосой сухожилия и стерла околоплодные воды кусочком шкуры. Потом старшие женщины, и Шеб среди них, обступили ребёнка, пристально изучая его, дотрагиваясь до его рук, ног и лица.

184