Эволюция - Страница 185


К оглавлению

185

Юна испытала внезапный, неожиданный прилив радости.

— Это мальчик, — сообщила она Пепуле. — Он прекрасно выглядит…

Мать бросила на неё пристальный взгляд; её лицо не выражало эмоций. Потом она отвернулась. Юна поняла, что бормотали женщины, собравшиеся вокруг ребёнка; некоторые из них неодобрительно поглядывали на Юну.

И теперь Юна увидела, чем они занимались. Они положили ребёнка на землю, и он лишь слабо двигал руками в воздухе. Юна видела, что у него были пряди белокурых волос, прилипшие к голове из-за околоплодных вод. Сестра Пепуле взяла палку. Она столкнула ребёнка в яму, которую выкопали женщины, словно зарывала кусок испорченного мяса. Потом женщины начали зарывать яму. Первая земля упала на недоумённое лицо ребёнка.

— Нет! — Юна бросилась вперёд.

Шеб с удивительной силой схватила её за плечи и толкнула в спину.

— Это нужно было сделать.

Юна вырывалась.

— Но он здоров.

— «Это», — произнесла Шеб. — Не «он». Только людей можно называть «он», а этот ребёнок — ещё не человеческое существо, и никогда им не будет.

— Но Пепуле…

— Взгляни на неё. Взгляни, Юна. Она не страдает, не печалится. Так всё и происходит. Она ещё ничего не чувствует по отношению к ребёнку в эти первые мгновения, когда должно быть принято решение. Если бы это должно было жить, зваться «он», то между ними бы крепла связь. Но связи между ними нет, и уже никогда не будет.

Всё шло своим чередом.

Пепуле закашляла. Она выглядела измотанной — больной. Юна думала о Кахле, который был с её матерью всего лишь несколько часов назад, и подивилась тому, сколько грязи он принёс с собой.

Шеб ещё разговаривала с ней.

Наконец, Юна опустила голову.

— Но ребёнок здоров, — прошептала она. — Он здоров.

Шеб вздохнула.

— Ах, видите ли, ребёнок? Мы не сможем прокормить его, даже если он здоров. Сейчас не время для ребёнка — во всяком случае, не для Пепуле.

— А я? — подняла голову и прошептала Юна. — Что случится со мной? И что с моим ребёнком?

Глаза Шеб помрачнели.

Юна развернулась и покинула хижину, в которой воняло дерьмом, кровью и бесполезным молоком.


Две сестры сидели и перешёптывались в углу маленького укрытия, которое они построили для себя, словно дети.

Юна рассказала Сион обо всём.

— Мне нужно уйти, — сказала она. — Вот и всё. Я знала об этом в тот момент, когда они столкнули ребёнка в ту яму. Пепуле сильна и опытна в делах, где я ещё сама ребёнок. А Акта, при всей своей пьяной дури, по-прежнему рядом с ней. Тори даже не знает, что мой ребёнок — от него. Если её ребёнка сбросили в яму, что же сделают с моим?

В пыльном полумраке Сион покачала головой.

— Тебе не следует говорить, как ты говоришь. Шеб была права. Это ещё не был человек — до тех пор, пока не получит имя.

— Они его убили.

— Нет. Они не могли позволить этому жить. Потому что, если бы всем младенцам позволяли жить, еды бы просто не хватило, и это убило бы нас всех. Ты знаешь правду об этом. Тут уже ничего не поделать.

Это была древняя мудрость, которую вдолбили им в голову с самого рождения — эхо десятков тысяч лет человеческого существования. С этим пришлось столкнуться Йоону и Леде. Так было у людей Руда. Такую цену приходилось платить. Но для некоторых детей в каждом поколении эта цена была слишком высокой.

— Мне всё равно, — ответила Юна.

Сион коснулась руки сестры.

— Ты не можешь уйти. Ты должна родить здесь. Пусть женщины придут к тебе. И если они решат, что сейчас не время…

— Но я не похожа на Пепуле, — печальным голосом сказала Юна. — Я не смогу смириться с этим. Я просто знаю это.

Она взглянула в помрачневшее лицо своей сестры.

— Разве со мною что-то не так? Разве я не такая же сильная, как наша мать? Я чувствую, будто люблю моего ребёнка даже сейчас, так же крепко, как Пепуле когда-то любила тебя или меня. Я знаю, что, если они заберут «это» у меня, то мне придётся отправиться в яму следом, потому что я не смогу жить.

— Не говори ничего такого, — сказала Сион.

— Я уйду утром, — произнесла Юна, пытаясь заставить свой голос звучать увереннее. — Возьму копьё. Это всё, что мне нужно.

— Куда же тебе идти? Ты не сможешь жить в одиночку — и уж точно не с ребёнком на груди. И везде, куда ты пойдёшь, люди прогонят тебя камнями. Ты это знаешь. Мы сделали бы то же самое.

Но есть одно место, подумала Юна, где люди, по крайней мере, не такие, где они, возможно, не убивают своих младенцев, где люди могут и не прогнать меня.

— Идём со мной, Сион. Пожалуйста.

Сион отступила, вытирая глаза:

— Нет. Если ты хочешь себя убить, то я… я уважаю твой выбор. Но я не пойду с тобой умирать.

— Тогда мне больше нечего тебе сказать.


Держа в руках лишь копьё и копьеметалку, одев простое платье-рубаху из дублёной козлиной шкуры, она легко бежала трусцой. Она двигалась быстро, несмотря на непривычное бремя в своём животе.

Земля была настолько сухой, что отпечатки следов Кахла выглядели свежими. В разных местах она находила его следы — наполовину высохшие пятна мочи на камнях, свёрнутые колбаски дерьма — охота на поставщика пива казалась простым делом. Даже вдали от деревни, дальше, чем обычно заходили охотники, земля была пуста.

После времени жизни Яхны лёд вновь отступил, закрепившись в своей арктической цитадели. Сосновые леса выдвинулись на север, заставляя зеленеть старые области тундры. И по всему Старому Свету люди расселялись из своих убежищ, где они пережили великую зиму — из очагов относительного тепла на Балканах, Украине, в Испании. Их дети стали быстро заселять обширные безлюдные просторы Европы и Азии.

185