Эволюция - Страница 202

202

Аталарих был подавлен ощущением напрасности всего происходящего.

— И какова же цель создания этих великолепных нагромождений камней, всех тех жизней, которые наверняка были принесены в жертву их строительству, если люди превращают эти места в бесплодную пустыню и покидают их, а это всё рассыплется в прах?

Гонорий мрачно ответил:

— Возможно, однажды и сам Рим превратится в место, где останутся только голые стены и поваленные памятники, где будут жить лишь грязные люди, пасущие своих коз на Священной дороге, так и не поняв смысла величественных руин, которые они видят вокруг себя.

— Но если города переживают расцвет и упадок, то человек может быть хозяином собственной судьбы, — пробормотал Папак. Он подошёл к ним и внимательно слушал. — И вот, думаю, один из таких людей.

Им навстречу из города шёл мужчина. Он был на удивление высоким и носил одежду из какой-то чёрной ткани, которая плотно облегала верхнюю часть его тела и ноги. Лоскут тёмно-красной ткани покрывал его голову и закрывал значительную часть лица. У него под ногами клубилась пыль. Он показался Аталариху очень странным, словно из другого времени.

— Я уверен, что это и есть ваш скиф, — пробормотал Гонорий.

— Действительно, он, — отозвался Папак.

Гонорий поднялся и взялся за складки своей тоги. Аталарих ощутил прилив гордости, несколько отягощённый чувством зависти, или, возможно, его подчинённым положением. Но вне зависимости от того, насколько внушительно выглядел этот незнакомец, Гонорий был римским гражданином и не боялся никакого человека на Земле.

Скиф размотал ткань на лице и голове, подняв ещё больше пыли. У него было остроносое лицо жителя продуваемых ветрами равнин. Аталарих очень удивился, увидев, что его волосы были очень светлыми — такими же желтоватыми, как у саксов.

Гонорий тихо сказал Папаку:

— Передайте ему наши приветствия заверьте его в наших лучших намерениях…

Папак оборвал его:

— У этих детей пустыни мало времени на любезности, господин; он хочет увидеть ваше золото.

— Мы проделали слишком долгий путь, чтобы эта песчаная блоха могла нас оскорблять, — проворчал Аталарих.

Гонорий выглядел огорчённым.

— Аталарих, пожалуйста. Деньги.

Пожирая скифа взглядом, Аталарих отдёрнул одежду, показывая мешочек с золотом. Он бросил немного скифу, который проверил его на зуб.

— Теперь, — прошептал Гонорий. — Кости. Это правда? Покажите их мне, господин. Покажите мне…

Это не требовало перевода. Скиф вытащил из глубокого мешка свёрток ткани. Он начал аккуратно разворачивать ткань, разговаривая на своём плавном языке.

— Он говорит, что это — настоящее сокровище, — заговорил Папак. — Он говорит, что их доставили из-за пустыни с золотым песком, где кости грифонов…

— Я знаю о грифонах, — твёрдо сказал Гонорий. — Меня не волнуют грифоны.

— Из-за земель персов, из-за земель гуптов — это трудно перевести, — сдержанно сказал Папак. — Его восприятие того, кому принадлежит земля, не такое, как у нас, и его описания долгие и расплывчатые.

Наконец — выбрав нужный момент, словно лавочник, цинично подумал Аталарих, — скиф начал раскрывать замотанные полосы ткани. Он открыл их взорам череп.

Гонорий открыл рот от удивления и едва не набросился на образец:

— Это человек. Но не такой, как мы…

В процессе своего обучения Аталарих видел множество человеческих черепов. Плоское лицо и челюсть этого черепа были очень человеческими. Но в толстом валике кости над глазами не было ничего человеческого; или вот эта маленькая полость для мозга — такая маленькая, что он мог покрыть её одной ладонью.

— Я всегда жаждал изучить такую реликвию, — произнёс Гонорий, затаив дыхание. — Правда ли то, что писал Тит Лукреций Кар — что первые люди могли жить в любых природных условиях, хотя у них не было одежды и огня, что они бродили стаями, словно животные, спали на земле или в зарослях, могли есть, что угодно, и редко болели? О, тебе стоит посетить Рим, господин, и ты должен приехать в Галлию! Потому что там есть пещера — пещера на берегу океана, где я видел, видел…

Но скиф не слушал, возможно, помня о золоте, которое было всё ещё недосягаемо для него. Он держал образец, словно трофей.

Череп Homo erectus, отполированный за миллион лет, поблёскивал в солнечном свете.

II

Под давлением Гонория скиф, в конце концов, согласился поехать в Рим. Папак также поехал с ним, как более или менее необходимый переводчик — и ещё, заставляя Аталариха тревожиться ещё сильнее, ехали двое носильщиков, услугами которых они пользовались в пустыне.

Аталарих был враждебно настроен к Папаку на протяжении всего морского путешествия обратно в Италию.

— Ты доишь кошелёк старика. Я знаю вас, персов.

Папак был невозмутим.

— Но мы похожи друг на друга. Я беру его деньги, ты опустошаешь его ум. Какая разница? Так или иначе, молодые всегда кормились за счёт богатства стариков. Разве не так?

— Я поклялся, что привезу его домой в целости и сохранности. И я сделаю это вне зависимости от ваших амбиций.

Папак вежливо рассмеялся.

— У меня и в мыслях не было причинять какой-либо вред Гонорию, — и он указал на безразличного скифа. — Я дал ему то, что он хочет, верно?

Но поведение скифа, холодно наблюдавшего за этим разговором, ясно давало понять Аталариху, что его не стоило рассматривать как чью-то собственность, даже на время.

Однако когда этот кочевник из пустыни попал в самый большой город в мире, было задето любопытство даже у Аталариха.

202